- Ты уже не спишь? – свистящий шепот разрезал тишину зимней ясной ночи, как лезвие, вспарывающее воздух, но я, и не подумав открыть глаза, лишь глубоко вздохнула. Несколько секунд в комнате было абсолютно тихо, и я снова начала падать в сладкие объятия сна, когда матрац кровати едва ощутимо просел прямо у меня под боком. Опьяненная еще властвующей надо мной дремотой, я не пожелала придавать значение и этому, философски рассудив, что передвинутая нога с места, вдруг ставшего неудобным не такая уж большая цена за возможность продолжить погружение в недавно только покинувший меня сон. Но устроиться удобнее мне определенно что-то мешало, хотя, что именно это было, почувствовать я не смогла, как ни вертись. С легким уколом раздражения поняв. Что сплю я или нет, а разбудить меня желают все равно, я так резко вскинулась, садясь на кровати, что локоть левой руки врезался во что-то твердое и принялся противно ныть, а обладатель оного твердого сдавленно крякнул и закашлялся. Маленькое противное существо внутри, все еще раздувающее во мне дурное настроение злорадно захихикало и предложило для верности пнуть в нужном направлении. Однако сознание, явно запаздывающее с прояснением, натужно отогнало такую идею.
Открыть глаза оказалось еще сложнее, чем отогнать раздражение, свойственное мне, впрочем, исключительно в такие минуты – спросонья. Сложно еще и потому, что когда я с силой разжала еще свинцовые веки, видно стало лишь немногим больше, чем, если бы я не пыталась открыть глаза вообще. «Это ж сколько я проспала-то?» - мелькнул у меня в голове мысль, после которой я по-садистски заставила свой мозг восстановить в памяти события, происходившие перед тем, как решила пятнадцать минут полежать на кровати. Как ни странно, я без труда вспомнила, как устало передвигала ноги по скользкой от внезапного мартовского заморозка лестнице и как, не раздеваясь, завалилась на тщательно мной же застеленную вчера кровать… Честное слово, я не собиралась спать. Но видимо мой организм не пожелал спрашивать меня, что хочу я.
Потерпев фиаско в борьбе с упрямо слипающимися глазами, я покорно откинулась на кровати, давая себе еще некоторое время для того, чтобы проснулся весь мозг, а не только его ничтожная часть.
- А сколько времени? - я сказала это тихо, но до шепота снизить голос не потрудилась, поэтому вопрос прозвучал как горн королевской гвардии в предрассветной тишине.
- Уже одиннадцать часов вечера, - в словах Ирдана явно читалась нежная, сочувственная улыбка.
- Вот зараза! – невесть кого обозвала я, а рука произвольно брыкнулась и саданула ни в чем не провинившееся покрывало. – Я ведь хотела помочь тебе доработать конспект по истории…
- Брось, ты и так постоянно мне помогаешь. Должен же я хоть что-то делать сам, - я почувствовала, как он бережно, будто перышком, прочерчивает линию указательным пальцем вдоль тыльной стороны моей ладони. Это легкое прикосновение заставило меня вздохнуть, но я и не подумала дернуться, как это бывает когда щекотно. Винить себя в том, что уснула теперь действительно глупо. Да и, справедливо говоря, я с большим усилием разгребла завал в своих собственных зачетных испытаниях.
Как это ни странно, вспыхнувшее в груди чувство, так часто затмевает рассудок и делает людей своими рабами, заставляя забыть совершенно обо всем, кроме любви и ее объекта, на меня подействовало весьма избирательно. Любовь в некотором роде помогла мне справиться с воспоминаниями, дала некоторую раскованность и уверенность в себе, но ответственного подхода ко всему, что касалось моего образования, я не растеряла даже к этому, третьему курсу, попадая под завистливые насмешки лентяев и молчаливое уважение более умных и серьезных студентов. Даже в те минуты, когда садиться за книги было совсем уж лениво, я умудрялась, стиснув зубы, побороть постыдные задатки, упрямо заставляя себя дочитать последнюю буковку нужной главы учебника, даже если мозг уже полтора часа назад ретировался и не воспринимал смысл напрочь. Как выяснялось на утро – это был лишь подлый трюк, подкинутый ленью, а нужные сведенья прочитанной главы легко восстанавливались в памяти, якобы не участвовавшей в моих ночных разборках с черными кракодяблами на пожелтевшей бумаге.
- Ирдан, а ты давно тут? – даже не знаю зачем, просила я.
- Не очень. Часа полтора… - но, увидев, как вытянулось в недоумении мое лицо, пояснил – Сначала я устроился с конспектом под торшером, но ты так сладко и мило спала, что я не смог удержаться и пронаблюдал за тобой последний минут сорок.
Глаза, наконец, окончательно привыкли к темноте и я, привстав на руке, оглядела комнату, в которой я нахожусь. Упрямые лучи полной луны сегодня пробили даже толстый слой облаков, однако освещению комнаты это никак не смогло помочь, лишь обрисовав смутный контур теней, отбрасываемых диваном и тумбочкой на полу и грибом несветящего торшера на стене. Водянисто-синие обои в темноте потеряли истинные цвета и казались серыми, блеклыми, зато тюль занавесок с белоснежными волнами кружев казалась подсвеченной, сияющей.
Ирдан сел на кровати, не желая выпускать из видимости мое лицо, и положил руку мне на талию.
Стремительное движение его тела принесло мне терпкий отголосок знакомого одеколона, а когда парень недвусмысленно коснулся губами рядом с ушной мочкой, я почувствовала еще более будоражащий меня запах, неподдающийся описанию. Так пахла его кожа, оставляя на моей одежде едва различимые отголоски, как всегда вызывающие противоречивые чувства. С одной стороны, всегда очень тоскливо чувствовать этот аромат и не иметь доступа к обладателю. С другой – хоть какая-то радость, замена, помогающая дождаться встречи с последним. Несколько секунд Ирдан задержался взглядом на моих глазах, задавая немой вопрос и, получив столь же тихий, понятный только ему ответ в медленно опущенных ресницах, потянулся к губам. Сначала нежно попробовал их на вкус, оставляя приятную влагу, затем, очевидно, распробовав, поцеловал тягуче, медленно, заставляя меня прерывисто задышать. Всего один поцелуй, а волна накатившего чувства заставила меня отрывисто задышать и изогнуться, прижимаясь к телу, нависшего надо мной мужчины. Чуть придержав меня все той же, более властно сжавшей талию рукой, он толкнул меня, заставив расслабленно распластаться на кровати. Еще раз мельком встретились взгляды. Мой - без страха и сомнений, прямой, но томный, уже затуманенный поволокой. И его – уверенный, властный, не задающий более вопросов и не желающий слушать возражения: главный ответ парень уже получил, а больше ему не нужно.
Забывшись в объятиях тут же оплевших меня рук, я будто во сне ощутила, как горячая ладонь коснулась кожи ниже ключицы, а вторая продолжила ловко, умело расстегивать пуговицы на жалобно трещащей блузке.
Чуть позже, когда желание и страсть уступили место расслабленной эйфории, Ирдан накрыл мою руку, лежащую на подушке, своей и, громко чмокнув, подтянутую к губам ладонь прошептал: Спокойной ночи, Джел…
В тишине еще недогоревшей ночи звуки скрипящих половиц раздавались достаточно громко, чтобы заставить меня недовольно поморщиться сквозь сон и, перекатившись на другую сторону кровати, обнять подушку, еще хранившую запах человека, что лежал на ней каких-то пару минут назад. Несмотря на то, что половицы скрипеть не перестали, сон вовсе не собирался так просто отпускать меня, тем более в такой ранний час. Поэтому, вдохнув несколько раз пряный запах мужского тела, я блаженно растянулась по всей двуспальной кровати и с удовольствием отдалась обратно в объятия сновидений.
В следующий раз я открыла глаза уже тогда, когда весеннее, дивное солнышко нахально заглянуло в огромное окно флигеля.
В попытке спрятаться от его приятных, но все же мешающих спать лучей, я едва не смела на пол маленький фарфоровый светильник с тумбочки и отшвырнула на середину комнаты маленькую подушечку, обычно лежавшую между двумя основными. Страшно представить, какие погромы может учинить человек, когда его с особым цинизмом выдергивает из такого сладкого сна противное, раздражающее солнце! В последнее время у меня отпало всякое желание вставать на рассвете, и, тем не менее, обычное время моего пробуждения никак не изменилось. К тому же, особенно в сессионные дни, очень редко удается лечь хотя бы в полночь….
Впрочем, выдергивать из сладкой неги меня никто и не собирался. Когда первые кусочки сознания прояснились, я миролюбиво обняла одеяло и обратила свой взгляд в окно, на то самое солнышко, что готов забыла уничтожить всего несколько минут назад. Но, слава богу, не дотянулась. Оно поднялось уже достаточно высоко, так что его лучи проворно осветили почти каждый уголок предоставленной в его полное властвование комнаты. Еще бы… ведь комната расположена на самой крыше…
«Пентхаус!» - насмешливо восклицала Лилиан, слегка завидуя моему комфортному проживанию в одном из трех флигелей нашего общежития.
«Чердак!» - пренебрежительно кидала я… впрочем, не смотря на такие высказывания, весьма довольная таким местонахождением.
Я помню тот зимний вечер… Еще не успели совсем засохнуть подаренные Ирданом розы, когда он с непроницаемым, но вместе с тем чертовски загадочным выражением лица подловил меня вечером в библиотеке и предложил прогуляться на крышу…
Почему бы и нет, конечно… Снег, морозец, шатер безупречно чистого звездного неба…. Сосульки, джинсы, примерзшие понятным местом к металлической крыше…. Я и подумать не могла, зачем именно Ирдан зовет меня на такую своеобразную прогулку, но любопытство, разумеется, взяло верх над дурацкими подозрениями и, я позволила завязать мне глаза, а потом провести по внешней лестнице до самого верха. Потом я почувствовала движение двери и глухой звук, когда она плотно вошла в створки. Пощипывающий кожу морозец сменился пока еще зябким, но уже приятным теплом.… Когда шарф был снят, я увидела, что стою в маленькой комнатке, сооруженной из флигеля. Тут было все так же как и сейчас: синие, похожие на струящиеся потоки, обои, простая, но уютная мебель, кружевные занавески на окнах и стене, к которой приставлена кровать.
Заиграла приятная медленная музыка. Мы танцевали. Много и долго. А больше обнимались, не в силах сдержать нахлынувшие в такой атмосфере чувства.
В этот вечер Ирдан был так робок и так старался быть ненавязчивым… Но бушующие внутри него чувства все равно вырывались наружу, находя отклик и в моей душе.
Конечно, я иногда что-то понимаю в этой жизни, и стоящая в комнате кровать абсолютно безошибочно была мной понята, но я тогда до сих пор не была уверена в своей готовности. Новые чувства, которым так охотно отзывался мой организм, немного пугали меня. Но, конечно, после такого сюрприза и восхитительно-романтичного вечера я чувствовала, что должна преодолеть этот страх. Ради него, ради моего любимого человека. И ради себя, хоть я и вру себе так упрямо, будто совсем не нуждаюсь в плотской любви...
Ирдан подхватил меня на руки с дивана и, не давая опомниться от жарких поцелуев. Бережно опустил на покрывало, оказавшееся бархатистым. В следующее мгновенье, выпустив меня из объятий, он навис надо мной и заглянул в глаза… Я никогда не забуду этот взгляд! Невероятно влюбленный, нежный, виноватый и немного грустный.
- Прости меня… Я слишком сильно люблю тебя, Джевелс! Ты нужна мне…
Когда я сейчас вспоминаю этот взгляд, эту фразу, сказанную сдавленным, извиняющимся голосом, то в такие моменты мгновенно заливаюсь краской и невероятной любовью к нему, моему самому лучшему, нежному и желанному Ирдану, такому трогательному и пылкому.
Позже выяснилось, что мой мужчина специально «договорился» с комендантом об использовании этого флигеля и несколько дней занимался его интерьером. Теперь же, с условием, что в комнате не появится кто-нибудь третий, нимало неожиданный, мы заняли эту комнатку всерьез и надолго.
За воспоминаниями я провалялась около четверти часа, усердно потягиваясь и сладко зевая!
Как бы я ни любила Ирдана, порой мне хотелось вот так побыть в одиночестве и тишине, упоительно помолчать, размышляя о многом. И, правда, между прочим, удавалось очень многое надумать.
Интересно, куда так рано ускакал Ирдан? И, молодец какой, бережно сложил мою одежду, которую вчера перед сном с особым старанием раскидывал по всей комнате. Это, наверняка неспроста – первый раз наблюдаю за ним столь охотную прилежность – обычно, когда наступает утро, приходится искать под кроватью его потерявшиеся носки, а брюки, скомканные и, понятное дело, мятые до неузнаваемости за диваном…
Заставив себя расстаться с утренней негой, я села на кровати и потерла вроде бы и без того ясные уже глаза.
Хорошей погоде сегодня оказалось отведено не так уж много времени. Я не успела прибрать кровать и мелкий рабочий беспорядок в комнате, одеться, а по черепичной крыше над головой забарабанили крупные, настойчивые капли, а по оконному стеклу поползли, ускоряясь, мелкие струйки мутноватой от соли воды.
Очередной сюрприз был подарен пустыней еще прошлой весной. Зима в пустыне – это еще куда ни шло… но вот когда по весне заморосил противненький мелкий дождичек, напоминающий водяную пыль, у меня не осталось сомнений в том, что либо это у меня что-то не в порядке с головой, либо природа что-то перепутала. Судя по последующим наблюдениям погоды, я уверилась, что погода, кажется, как раз никогда не ошибается. В отличие от людей. Например, как и я сейчас, заторопившись сбежать по намокшим ступенькам, чуть не пересчитала их мягким местом, поскользнувшись.
Очевидно, Ирдан отлучился куда-то. Во всяком случае, в основном здании общежития он нигде не обнаружился. Даже в столовой, которая за эти годы превратилась из пункта приема пищи в место для тусовок. Здесь и завтракали люди, кто проснувшиеся недавно, и обедали те, кто уже давно встал. Кроме того, обязательно половина населения общежития собиралась в этом месте, чтобы просто поболтать, обменяться последними сплетнями, а то и вовсе погонять маленький мячик. Были и такие, кто приходил в столовую, чтобы сделать домашнее задание в более веселенькой обстановке, чем предлагала библиотека или собственная комната. До сих пор не могу понять, как можно что-то соображать под мало прицельным огнем из котлет, бургеров и катапультируемых ложкой комков каши.
Дождь за окном и не думал прекращать свое противное и мокрое дело. Утро (если время после полудня так вообще можно назвать) стремительно потеряло свою привлекательность и, дабы не портить неприятными, но все ж таки нужными делами другое, может быть более приветливое «утречко», я уселась в библиотеке с конспектом по биологии.
Однако стоило на минутку перевести взгляд с тетради на заплаканное дождем стекло, как все мысли, возникшие от чтения совершенно неинтересного для меня конспекта будто бы бесследно самоликвидировались. Как завороженная, я уткнулась взглядом в пустоту и зависла, слушая приятный, баюкающий шум воды. Уже спустя несколько минут я закрыла невостребованную тетрадь и удобно устроилась на сложенных руках, следя за крохотными ручейками, полуприкрыв глаза, я просидела так несколько часов. Ничего страшного… каждому человеку иногда необходимо отдыхать. А для меня, только вчера закрывшей свою сессию, это как никому актуально.
Очнулась я от созерцания весьма нескоро. Шум, создаваемый моими соседями в столовой стал гораздо тише, а потом и вовсе исчез, проводив всех студентов на последний в этой сессии экзамен, который мне зачли автоматом. Чуть потемнело на улице – из-за толстых густых облаков вечер наступил на порядок раньше, чем ему полагалось. Вспыхнули, включенные завхозом лампы освещения, озарив уютным светом небольшие участки огромной библиотеки.
Почему-то в душе разлилось щемящее чувство… тоска, смешенная с покалывающим сердце беспокойством. Никогда не замечала в себе таланта истерички… Но Ирдан ушел так рано утром и до сих пор не появился. Может быть, с ним что-то случилось? Он даже не сказал мне, куда пошел. Да еще вечер очень подходит для того, чтобы беспокойно повздыхать… Какой-то чужой, одинокий вечер.
Тяжело вздохнув, я вернула тетрадь по биологии в ящик комода в своей комнате и понуро зашагала в столовую. К некоторому моему удивлению, столовая оказалась вовсе не безлюдной. Едва завидев меня, Кадмус приветственно подмигнул и продолжил чертить ложкой по тарелке, очевидно пытаясь написать бороздками в каше какую-то формулу, увлеченно объясняя своеобразные надписи сидящему по соседству Тому. Безмолвно и в меру скорбно ковырялась в своей тарелке Кристина, с которой мы почти никогда е общались толком. Не смотря на то, что мой молодой и здоровый организм настаивал на получении вкусной и питательной, а главное – обильной пищи, кушать как-то не тянуло вовсе.
Хоть бы Лилиан появилась… а то так от беспокойства, стянувшего живот тугой резинкой, можно и удавиться на этой самой резинке…
Повар поймал мой задумчивый взгляд и приветливо помахал, подзывая к стойке. Как будто бы сегодня подается на ужин нечто особенное. Мне кажется, что спустя многие годы после окончания института я не смогу есть ни пшенную кашу, ни кукурузный суп и буду зеленеть от воспоминания самого лакомового блюда нашего шеф повара – спагетти. Я не очень хорошо умею готовить, но не могу себе представить, что нужно сделать с макаронами, чтобы они стали похожи на нечто белое, склизкое, не желающее сидеть ни на вилке, ни в ложке… Б-б-бе! Нужно будет спросить рецепт оной лапши (поскольку спагетти – это только красивое название макарон, в данном случае), на случай если ко мне придут жутко нежеланные гости.
Хоть посижу, что ли… в компании людей все равно должно быть легче.
Но сесть я не успела. Я услышала, как хлопнула входная дверь, в столовой пахнуло водой и мокрой землей. Среди этих запахов свежести и дождя, я уловила родной. Знакомый и успела лишь обойти стол, когда Ирдан, поскорее сбросив мокрый плащ, подбежал ко мне и крепко-крепко обнял.
А затем, на мгновение коснувшись моих губ, вытащил из-за спины небольшую, но очень красивую, яркую коробочку…
За эти два года, таких коротких. Что я не заметила, когда они успели закончиться, увлекшись студенческой суетой и спешкой, за это ничтожное вроде бы время произошла такая кардинальная перемена в моей душе. Да, я все еще помню злосчастный пожар, он все еще заставляет мое сердце дрогнуть… Но воспоминания, наконец, стали угасать, теряя болезненность и давая мне возможность когда-нибудь стать свободной, перестать быть заложницей давно минувшего прошлого. Ирдан уже давно все знает. Он никогда не затрагивает больше тему моей семьи и не задает вопросов, когда у меня внезапно портится настроение. Он лишь обнимает меня за плечи и вместе со мною грустно молчит. Он может целый вечер просидеть так со мной. Держа на коленях, иногда заглядывая в глаза.
Но такие вечера встречаются крайне редко. Тем не менее, я очень благодарна Ирдану за то, что он готов быть со мной даже тогда, когда я вовсе не располагаю к романтике или веселью. У меня золотой парень! Все же в основном я живу, дыша полной грудью, чувствуя, что весь мир преклонил голову у моих ног, желая доставить мне удовольствие…
Эмм... я даже смутилась немного... а это ничего, что я так пишу? А то тут мб дети и низя? 
Правда следующие-то два отчета все равно уже написаны 
В любом случае - очень рада видеть тебя на своей страничке.
